Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-«антихриста»

Ирена Гарда

«Бабьим веком» прозвали XVIII столетие в России, однако первая женщина фактически взошла на русский трон и успешно правила великой державой еще раньше. И вопреки историческим мифам, что бы там ни писал Алексей Толстой в своем знаменитом романе «Петр Первый», ЦАРЕВНА СОФЬЯ вовсе не была поборницей отсталой, дремучей, «варварской» Московии. Она сделала ставку на прозападные реформы задолго до Петра, но проводила их гораздо более умеренно, разумно и бережно, без перенапряжения народных сил, без крови. Недаром ее правление величают «золотым веком», а в народе всегда поминали добрым словом – в отличие от ее жестокого брата. Царевна Софья против Петра-«антихриста»! Женское счастье против лютой ненависти! Любовь против крови! Спасет ли красота мир или погубит Русское царство?

Ирена Гарда

Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-«антихриста»

Глава 1. Смерть царя Федора Алексеевича

В спальне царя Федора висела тоскливая тишина, какая бывает у одра зажившегося на этом свете человека. Невесть как залетевшая туда первая весенняя муха с низким гудением пронеслась над царской постелью. Явившийся с докладом дьяк Посольского приказа Емельян Игнатьевич Украинцев, закрутил головой, ища кого-нибудь из слуг, кто мог бы справиться с надоедливым насекомым, но, как назло, в комнате никого не было, кроме дежуривших у дверей смазливых стольников. Не ловить же самому мерзкую тварь? Не по чину такое легкомыслие в движениях.

Лежавший на постели под пуховыми перинами, поверх которых было кинуто парчовое, подбитое соболями покрывало, изможденный царь Всея Руси двадцатилетний Федор Алексеевич внимательно наблюдал за муками боярина. Хоть какое-то развлечение среди застоявшейся тишины. С утра ему нездоровилось, и Федор остался в постели, как часто делал в последнее время. Проклятая болезнь все больше давала о себе знать, разъедая внутренности. Особенно тяжело было в эту зиму, а весной он не почувствовал той радости обновления, что накатывала на него каждый год с таянием снега. Правда, последнее время хворь будто отступила, и обитателям Кремля показалось, что свершилось чудо – и вот опять болезнь напомнила о себе ломотой во всем теле.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Федор с утра занялся чтением рукописи «Рифмологиона» дорогого его сердцу учителя Симеона Полоцкого, но только повеяло на него духом короткого счастливого детства, как явился дядя Иван Михайлович и завел бесконечную песню о притеснениях, чинимых ему мачехиной родней. Всю душу вынул своими жалобами и намеками, что не грех, мол, назначить царю себе преемника, пока жив. А ему смерть как не хотелось делать никаких распоряжений. Федору казалось, что как только он произнесет имя наследника, так и останется брошенным за ненадобностью. Ванечка мальчик хороший, но болезненный и ума недалекого – как доверить такому судьбу страны? Дядин интерес понятен – хочет попробовать повторить то, что чуть не удалось с ним самим, когда малолеткой вступил на трон после смерти отца, – захватить реальную власть и править от имени племянника. Федор вспомнил, сколько потратил сил, чтобы обуздать властолюбивого родственника и чуть не застонал от досады и бессилия. Ему бы еще царствовать и царствовать – двадцать лет всего от роду, а жизнь уже едва теплится в его теле.

Хорошо хоть явился дьяк, и дяде пришлось ретироваться не солоно хлебавши, но и Украинцев тоже не сказки пришел рассказывать. Вот уже битый час твердит о необходимости заключения мира с Речью Посполитой. Мол, сейчас лучшее время, чтобы выторговать у поляков Киев со Смоленском. Можно подумать, что поляки просто так отдадут такой лакомый кусок!

Федор внимательно слушал, делая усилие, чтобы не зевнуть в лицо верному слуге, и тоскливо поглядывал на дверь в ожидании своей спасительницы. Наконец, когда он уже почти потерял надежду, раздался знакомый перестук каблучков, и в комнату решительно, совсем не по-девичьи, вошла царевна, одетая по моде в польское платье, красиво облегавшее ее стройную, с приятными округлостями, фигуру. Стрельнув темными глаза