Статья «Times» о праве журналов следить за судебными процессами
Николай Александрович Добролюбов
Статья английской газеты относительно ограничений свободы печати привлекла внимание Добролюбова тем, что в ней обсуждались проблемы, весьма актуальные для русской общественной жизни. Даже простая перепечатка статьи без всяких комментариев воспринималась как явный намек на произвол царской цензуры. Запрещение статьи явилось новым ярким актом этого произвола.
Николай Александрович Добролюбов
Статья «Times» о праве журналов следить за судебными процессами
В недавнее время в Англии случилось происшествие, послужившее поводом для «Times» выразить свои убеждения относительно свободы печати и ограничений ее в некоторых случаях. Рассуждения его по этому предмету весьма интересны, и мы сообщаем их вполне нашим читателям.
Дело, по случаю которого рассуждения эти появились в «Times», состояло в следующем. В Лондоне назначена была комиссия для исследования довольно важных злоупотреблений, совершенных одним чиновником при обмундировании английской армии. Редакциям журналов предложено было приостановить свои рассуждения о фактах, открытых комиссиею, и о вопросах, ею поднятых, до тех пор, пока суд будет окончен. «Times» объявила, что на это предложение согласиться не может и что комиссия не имеет права связывать прессу своими условиями, но что она может не впустить людей, принадлежащих к редакциям журналов, в залу прений, – если только она осмелится сделать это. Комиссия действительно не осмелилась этого сделать и решилась подчиниться требованию свободного журнального рассуждения о деле, провозглашенному «Таймсом».
С своей стороны, «Таймс» счел нужным объяснить те причины, по которым он не хотел согласиться на предложение комиссии. Он это сделал, напечатавши следующую статейку:
Мы решились не согласиться на сделанное нам приглашение – не толковать о следствии, производимом теперь, до тех пор, пока оно не будет кончено. Решившись на это, мы считаем себя обязанными относительно нашей страны, прессы вообще и нас самих в особенности оправдать свое решение. Конечно, печатание в Англии совершенно свободно, и мы в этом случае могли быть полными господами своих действий, точно так, как и во всяком другом, но самая эта свобода действий, как и всякое учреждение в народе свободном, должна держаться на сочувствии и одобрении общественном.
Мы можем говорить всё, что у нас на душе, когда мы хотим и как хотим, потому что рассудок и опыт показали обществу, что эта свобода слова составляет лучшую гарантию свободы и благосостояния всей страны. Если мы злоупотребляем нашими преимуществами, мы не можем более сохранять их. Вот почему мы представляем на общий суд те причины, которые нас заставляли действовать именно так, как мы действовали.
В первый раз ограничение свободы прессы, по снисхождению к просьбе государственного чиновника, произошло по случаю уголовного процесса. Как ни были благовидны основания, на которые опиралась эта просьба, мы встретили их не без опасения. Конечно, журнальные рассуждения, если они дойдут до жюри[1 - Жюри (от франц. jury) – здесь: суд присяжных.] в его уединении, могут произвести на него влияние, которого значение определить трудно; это же влияние может перейти и на судей, и обвиняемый, если он будет осужден, может претендовать, что его обвинили несправедливо, или, даже если он будет оправдан, – что его судили пристрастно и против всякой справедливости. Но, с другой стороны, заметим, что это влияние, которого так боятся, в сущности и здесь то же самое, которого благотворность допускается всеми во всяком другом деле.
Пресса повсюду признана одним из самых лучших средств для открытия истины. А в суде ведь и ищут истины для того, чтобы сделать, по ходу исследования, законное постановление. Трудно предположить, чтобы в журнале могли выражаться с меньшею осторожностью и большею вольностью, чем как выражаются сами адвокаты, которые затем именно и назначаются, чтобы представлять вопрос пред жюри именно с известной точки зрения.