Любимый жеребенок дома Маниахов

Мастер Чэнь

Византия VIII века. Эпоха иконоборчества. Император Константин громит внешних врагов – арабов и болгар, восстанавливая былое величие страны, и безжалостно расправляется с внутренними – православными защитниками икон, особенно монахами. Не самое лучше время оказаться в Великом Городе, превращенном озверевшими солдатами в арену массовых кровавых расправ. Но именно сейчас в Константинополе появляется загадочный согдиец Нанидат Маниах. Воин и целитель, торговец и шпион, он с головой окунается в бурю византийской гражданской войны. И единственное, где он может найти опору, чтобы не сорваться в бездну, – это сердце мудрой женщины.

Мастер Чэнь

Любимый жеребенок дома Маниахов

Книга драконов

И не вообразите, что говорю я с юношеской самоуверенностью или с заносчивостью варвара, когда сообщаю вам, что мы изменим это все.

    Из высказываний Удивительного Андреаса, записанных его друзьями

1. Саракинос

И мир изменился за мгновение.

– Саракинос, – выдохнул Прокопиус за моей спиной – он не успел еще испугаться, не успел удивиться.

Две бурые фигуры перегородили нам дорогу по дну ущелья. Двое всадников, закутанные в пыльно-грязные бурнусы непонятного цвета, такими же тряпками обмотаны их головы – но из этих тряпок торчат весьма характерные носы. Кони… строго говоря, я не мог по-настоящему рассмотреть ни коней, ни людей – им в спину, мне в лицо по ущелью тек расплавленный мед солнца, только мошкара взблескивала снежно-белыми хлопьями вокруг этих двух силуэтов и исчезала, сметаемая нервными взмахами конских хвостов.

А вот еще рукоятки мечей, чернеющие обрубками за плечами этой пары.

И – чувства в такие мгновения обостряются, а время почти останавливается – и неторопливый перестук копыт, который слышится откуда-то сзади, не от Прокопиуса, остановившегося почти у крупа моего коня, а там, дальше. Быстрое движение головой влево и назад – да, третий бурый силуэт. Итого три воина, фактически запершие нас в ущелье с довольно крутыми склонами.

Не просто воины. Бесспорно, «саракинос». Вне всякого сомнения – именно «саракинос».

Этого, конечно, никак не может быть. Все равно что вы подъезжаете к воротам дворца бухар-худатов для очередного неприятного разговора с его главным обитателем и видите, как вам навстречу неспешно выходит на задних лапах аджахор, волоча по дворцовым ступеням черный чешуйчатый хвост и выковыривая когтем кровавые ошметки мяса из длинных тонких зубов. Другое дело, что нелучшая идея – тратить время на размышления о том, почему такого никак не может случиться.

Не стоило думать и насчет того, что не могли трое «саракинос» вот так неспешно ехать по дну этого ущелья, даже не вытаскивая мечей из-за плеч. Да, мы почти в пустыне – точнее, среди гор, заросших лесом, где деревни и городки большая редкость. Да, на юг отсюда начинаются совсем другие ущелья, под иной властью. Их – вот этих троих – властью. Но все-таки мы по эту сторону границы, в империи, которая ведет войну с «саракинос» уже сто восемнадцать лет. Сначала – войну жалкую, попросту катастрофическую, но потом проклятые завоеватели все-таки отхлынули, вопреки всему, от стен Города и больше к ним не подступали, ну, а сейчас…

Сейчас война стала совсем, совсем другой. Где-то не очень далеко отсюда граница, укрепленные городки и кастры на вершинах гор над ущельями, тысячи ополченцев сторожат эту границу с удивительной эффективностью. Это не императорская армия, которая когда еще доскачет, – это местные люди, знающие здесь каждую тропу. Войну, вообще-то, никто не прекращал, и бурая река вот таких всадников в развевающихся плащах, растекающаяся по какой-то здешней долине, – да, это может произойти в любой момент. И тогда – известно, что делать: спокойно уйти с пути этой реки, чье приближение выдает грохот и дрожь земли, ржание, крики. И следить за тем, как силуэты в серых плащах перегораживают этой армии путь к отступлению поваленными деревьями, а их собратья неспешно и беззвучно расстреливают вторгшихся с горных склонов.

Но увидеть эту одинокую троицу здесь и се