Назад к книге «Объять весь мир» [Карина Аручеан (Мусаэлян), Карина Аручеан]

Объять весь мир

Карина Аручеан

«ОБЪЯТЬ ВЕСЬ МИР» – сборник стихотворений поэтессы, он поразит читателя многообразием тем и несравненной улыбкой автора, которой он так щедро одаривает каждого. Даже если речь идёт о проблемах, автор не опускает рук и смотрит на ситуацию с небольшой иронией и самоиронией. Кто из нас не ностальгирует по городу детства? Да и по самому детству, где всё доступно, и невозможного просто нет? Кто из нас не задумывается о том, что такое любовь, и кто мы такие в этом мире? Карина Аручеан делится своими мыслями с читателем, перемежая стихи отрывками из своего романа.

Карина Аручеан (Мусаэлян)

Объять весь мир

От автора

Как ни странно, я никогда не относилась к своим стихам серьёзно. Для меня они были всего лишь ещё одним языком, на котором я разговаривала, когда слов, смыслов и ритмов повседневной речи не хватало для самовыражения. Мне казалось, что поэты – это те, кто не может не писать стихов. А я могла. Месяцами. Хотя сочиняла стихи с четырёх лет. И в детстве моя тётка, литературовед Варвара Арутчева, специалист по записным книжкам Маяковского и помощница Корнея Ивановича Чуковского, даже возила меня к Чуковскому в Переделкино, чтоб он послушал мои детские опусы. Он отнёсся к ним по-доброму, но сказал то, что я на всю жизнь запомнила:

– Почти все дети талантливы, в том числе – в поэзии. Часто это проходит с возрастом. Иногда – нет, и не всегда это бывает хорошо… Вырастет – посмотрим.

Это спасло меня от амбиций. И сделало сочинительство просто игрой. А вот любовь к слову не прошла, обернулась любовью к чтению, а потом, соединившись с интересом к истории и людям как к её участникам, привела на факультет журналистики МГУ и сделала неплохим журналистом. Я даже в постперестроечные годы умудрилась стать лауреатом премий Союза журналистов России и Союза журналистов Москвы.

А стихи продолжала писать, когда «накатывало». Делилась ими с друзьями – не как чем-то сакральным, а просто как мыслями и чувствами, выраженными в такой вот форме. Стихи становились зачином каких-то более серьёзных разговоров, неким камертоном душевных застолий. И всегда порождали, как у Милна, «Очень Умный Разговор», который вели обычно Винни и его друзья:

«– Понимаешь, Пух, что я хочу сказать?

– Я и сам, Пятачок, так думаю.

– Но с другой стороны, Пух, мы не должны забывать…

– Верно, Кролик! Не понимаю, как я мог упустить это из виду…»

А потом я написала роман «Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной», номинированный на несколько литературных премий. Критики назвали его «энциклопедия эпохи», мэтр Лев Аннинский – «исповедью дочери века», а читатели хорошо приняли – и, благодаря «сарафанному радио», книга стала известна даже в других странах, куда меня стали приглашать на презентации и творческие вечера. В канву романа вошли некоторые стихи – и меня всегда просили на вечерах почитать их и другие, не вошедшие в книгу. И спрашивали, где можно купить сборник моих стихов, удивляясь, что такового пока нет, и давали свои электронные адреса, чтобы я прислала подборку. А потом писали, что эти стихи порождают какой-то очень мощный энергетический и эмоциональный импульс, вдохновляют жить, и другие подобные слова.

Лучшим откликом считаю стихи начинающего тогда поэта – Ольги Ильиной. Когда она, будучи моложе меня более чем на четверть века, написала их в свои двадцать лет, она также несерьёзно относилась к собственным стихам, не понимая того, что совсем недавно поняла я: оказывается, стихи – камертон не только дружеских бесед, но и КАМЕРТОН ВСЕЙ ЖИЗНИ… что-то вроде Волшебной Двери, которую героине моего романа «Полководец Соня…» подарил встретившийся ей в детстве Ангел Маня (отрывок о встрече с Ангелом Маней я включила в этот сборник).

А посвящение мне Оленьки Ильиной – вот:

«Беспокойный, талантливый, мудрый Господень ребёнок,

ты вошла в мою жизнь, как в холодный

неприбранный дом.

Было нервным, усталым жильцам непонятно спросонок, что

весна – за окном!

Осмотрелась, ругнулась, рванула заплывшие створки,

растолкала жильцов, расчихалась от вечной пыли.

Зашумела вода, закудахтало пламя конфорки —

перемен