«От горячей головы – горячий стих…»

От горячей головы – горячий стих.

Как если бы ветер, взяв разгон от Азор,

Пересек океанский простор

И, упав на Карибы, не стих.

В нем рифма неправильна, сбивчив слог.

Но пальма под ним сгибает ствол.

Возможно, мечтает, чтоб он ушел.

А может – чтобы не смог.

В их силе и гибкости вечности страсть.

Им страшно и больно вдвоем.

Один разрушает устроенный дом,

Вторая боится упасть.

Но им друг без друга нельзя: искони

Рождается ветер, чтоб пальму ласкать,

Рождается пальма, чтоб ветер узнать —

Вини хоть кого, не вини.

Вот если б всё было без пальмы и ветра,

Всё точно измерено до сантиметра,

Что было бы с миром? И был бы он сам?

Кричали бы чайки? Светились бы горы,

Под солнцем свои открывая просторы

Встающего солнца лучам?

«Если взять шоколад и смешать с волосами…»

Если взять шоколад и смешать с волосами,

Если карего капнуть немного в глаза,

Если родинка у, а не между бровями,

Если знать, что из глаз может вытечь слеза,

Если губы припухлы и с привкусом кофе,

Получается в мыслях готовый портрет:

Не любителем будь я – художником-профи,

Я б из мыслей извлек его тут же на свет!

«То ли дождь, то ли снег…»

То ли дождь, то ли снег

Сыплются на землю.

Где-то воет лиса – или волк? —

Я им внемлю.

В остальном – тишина,

Даже звуки клавиш

Еле слышно. И то —

Если их придавишь.

Семь столетий назад

Так сказал китаец:

Слышишь ведь? Слышно, как

Пробегает заяц!

Жил он тоже один

И почти в лесу.

Мог по вою узнать

Волка и лису.

Как же звали его?

Я не помню… ладно:

Нужно жару поддать —

На дворе прохладно.

«Каша есть, молоко подогрето…»

Каша есть, молоко подогрето.

Чайник тоже вот-вот закипит.

Только Лена неведомо где-то:

Может, с картами, может быть, спит.

Может, снится ей что-то прекрасное:

Склоны гор, озаренные светом,

Небо, солнце… И личико ясное

Улыбается тихо при этом.

«Может, так, что от брови рукою…»

Может, так, что от брови рукою

Лена прядь шоколадных волос

Отмахнула, на карты с тоскою

Поглядев как на нудный вопрос.

Чашку с кофе взяла, бутерброды,

Отодвинула карты и вот,

Подчиняясь законам природы,

С наслаждением ест бутерброды:

Ведь работа – не волк, подождет!

«Когда так тихо, кажется вот-вот…»

Когда так тихо, кажется вот-вот

Бог, черти знают, что произойдет.

Чуть половица скрипнет – что за на?

И что за тень у зеркала видна?

Звон капель в воду бочки у стены —

Заложные крадутся колдуны?

Еще туман под самое окно:

Идет волнами в свете фонаря —

Туман двенадцатого ноября?

«Не может быть!» «Вот то-то и оно!»

Жизнь деревенская полна чудес.

За каждым деревом здесь виден бес.

Что ни сказание, всё сводится к тому —

Всё неизбежно, без других концов, —

Что каждого из нынешних жильцов

Упырь в туман уволочет или во тьму.

«Как тебя звали когда-то…»

Как тебя звали когда-то,

Звали меня?

Тысяча лет миновала

Или ни дня?

Где целовались и жили

И сколько лет?

Были мы вместе с тобою,

Может быть, нет?

Если бы вспомнить хоть что-то —

Совсем чуть-чуть…

Правда: лишь самую малость —

Самую суть!

Чтобы узнать тебя лучше;

Чтобы понять;

Чтобы когда-нибудь глупо

Не потерять.

«Я закрываю глаза…»

Я закрываю глаза

и вижу твои глаза:

Они не черные, но в них черным-черно —

Как-будто пришла гроза,

Пусть кажется, гроз сезон миновал давно.

Тихонько падает снег.

Бывают ли снежные грозы?

«Луна по-прежнему на небосводе…»

Луна по-прежнему на небосводе:

Холодная, исходит серебром —

Всё освещает как перед концом,

Когда нет сил ни так, ни по природе.

Легко на сердце, но в душе тоска:

Любовь на сердце, а в душе тревожно.

Свет льется серебром, но как же сложно

Его принять за луч от маяка!

«Снова ветер: бьется в крыше…»

Снова ветер: бьется в крыше,

Крыша тягостно звенит…

Ты такое не услышишь:

Город ветру – не магнит.

Там, где ты легла, у ветра

Сил уже на крыши нет,

Нет просторов в километры,

Чтоб наделать кучу бед.

Спи спокойно, безмятежно,

Сн