Откройте…

Откройте! Откройте!

На Вашем пороге стою я сто вёсен

И тихо стучу.

Я Вас умоляю, чуть дверь приоткройте.

Мне скоро в дорогу:

Вас видеть хочу.

И с чёрного хода,

И в дверь запасную,

И в тёмные окна, и в лаз для собак —

Готова на всё я!

Впусти, ради Бога!

Не всё ли равно, кто из нас виноват?!

Я знаю – ты дышишь в своём бастионе

И топишь камины в холодную ночь…

Прости меня, слышишь!

Себя проклинаю за то,

Что не в силах тебе я помочь.

Ключи потеряла в весеннюю слякоть

На скользком мосту,

Оступившись слегка.

Но я не хотела, я не понимала…

Как ловко засовы укроют тебя.

Откройте, мой лучший,

Мой самый любимый,

Моё покаянье,

Откройте сейчас…

Сто вёсен минуло,

Мне скоро в дорогу.

И страшно исчезнуть, не видевши Вас…

Ему

Мой старый заброшенный парк с облетевшей листвою,

К тебе не писали стихов, не искали дорог.

А мне так бездумно легко и спокойно с тобою,

А ты от холодных людей, как от стужи, продрог.

С деревьев твоих опадают увядшие строчки —

Десятки страниц для уставших скучающих ног.

И новые главы раскроют весенние почки,

И смехом детей наполняешь ты старый чертог.

Тебе, как иконе святой, я молилась ночами.

В твоём обелиске искала забытый завет.

Мне мрак освещал ты листвою, зажжённой свечами,

Здесь детство моё заблудилось на тысячу лет.

Мой старый заброшенный парк с облетевшей листвою —

Мой храм одинокой души, опустевших сердец.

И в вальсе осеннем, кружась, умирает с тобою

Любовью отравленный, листьев палящих венец.

«Последнее из памяти роняя…»

Последнее из памяти роняя,

Притрагиваясь к прошлому неслышно так,

Как, бисерной капелью опадая,

Минуты ветхие считают лишнее.

И вроде бы не страшно не домыслить,

Опутать красноречием прошедшее.

Да только от ошибок ненавистно

Теряется строка, меня нашедшая.

И если от надуманных исканий

Соскучится за чувствами творящее,

Я топкими тропинками мечтаний

На память всем оставлю настоящее.

Однажды

Однажды в ладони зачерпну я небо,

И в глазах у весны запылают два солнца.

Однажды в объятья на миг твои мне бы.

И облака сквозь пальцы, как птицы, у ловца.

Однажды в твои карие вернуться вновь,

Да в песне на рассвете – чувства от высоты.

Однажды на моих губах остынет кровь,

И на все цветы, лица – лики темноты.

Однажды и ты протянешь в меня мосты…

От тебя до меня долгие сотни мыслей.

Однажды – в момент. Да ты не я, я не ты.

Её небо в руке твоей, а мне впредь смелей…

Однажды, да прямо в небо к ней,

Близко ли?

«Ах, если дадут мне жить вечно …»

Ах, если дадут мне жить вечно —

Я стану с травой говорить,

Я буду светла и беспечна,

Я буду кукушек дразнить.

Но если вам вечности жалко,

Не стану печалиться я.

И буду прозрачной русалкой,

Не буду бояться огня.

Я стану отчаянной птицей

И буду свободу любить,

Над домом с оконцем кружиться,

С ветрами безумье ловить.

Ещё непременно я стану

Зарёю в промокшем лесу,

А ночью я в звёздах растаю, —

Тепло и цвета унесу.

И снегом нетронутым первым

Укрою дороги и пруд,

И дети, катаясь на санках,

Меня по щекам разотрут.

Я стану плакучею ивой,

Чтоб тихо грустить у воды,

Чтоб бредить касанием ливней,

Которые смоют следы.

И буду рождаться я снова

Девчонкой немного смешной.

Не надо мне вечности вовсе!

И так говорю я с травой.

«Я знаю…»

Я знаю…

Ты слышишь, как осень ютится на выпуклых крышах

И капли роняют скрипучие окна и жёлоб,

И небо по каплям стекает на полог асфальтный,

И пахнет смирением.

Я знаю… смирение опутает всё сквозняками,

Холодная поступь продрогшие мысли истопчет.

А осень на крышах, развесивши памяти простынь,

Рисует прошедшее в новых цветах и картинках.

Поблёкших желаний кончается узкая плёнка,

И мир замирает в последнем скачке диафильма…

В нём осень, исполнив прощанье,

Простит нам усталость,

Промокшую рванность зонтов

И изломанность жизни.

Я знаю… смирение такое уже не оставит,

И осень, у всех отобрав, мои тайны добавит

В туманные дни, в