Плюс жизнь
Кристина Гептинг
Как быть, если тебе восемнадцать, ты рожден с ВИЧ, хочешь стать хирургом и влюблен в ВИЧ-отрицательную девушку? Выход один – оставаться положительным и позитивным. Во всем.
Кристина Гептинг
Плюс жизнь
© Гептинг К., 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Предисловие
Кристина Гептинг – один из самых чистых и ярких голосов молодой русской прозы. Чуть ли не единственный автор, пишущий сегодня, она умеет балансировать на тонкой грани между экзистенциальным отчаянием и светлым оптимизмом, не скатываясь ни в одну из сторон. Ее дебютная книга – смешная, пронзительная и не смотря ни на что удивительно обнадеживающая – задает идеальный тон для разговора о современной России и ее обитателях. Если вам скажут, что «Плюс жизнь» – роман о жизни ВИЧ-инфицированных в нашей стране, не верьте: на самом деле это веселая и бесшабашная книга о взрослении, о первой любви, о понимании и принятии себя, о преодолении травмы – словом, о вещах универсальных и касающихся любого человека, независимо от возраста, пола и диагноза.
Г. Л. Юзефович
Часть первая
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий…
В. Маяковский.
Облако в штанах
Мне так уютно среди женщин, которым за тридцать, ближе к сорока. Мне приятны их мягкие обиталища – бухгалтерии, отделы кадров. Чай, печенье, каталоги «Эйвон», тихонько играет какое-нибудь «Дорожное радио».
– Пиши автобиографию, – сказала мне одна из милых сотрудниц отдела кадров областной больницы и протянула разлинованный листок.
– А что писать-то? – спрашиваю. – И… это… Вы, может, забыли, но я санитаром устраиваюсь, а не главврачом.
– Ой, правда, а мы и не знали, – подхватывая мой шутливый тон, продолжает приятная женщина. – Так положено. У нас и санитары пишут: где и когда родился, кто родители, какое получил образование. В свободной форме. Только без ошибок постарайся.
– Да ладно, все равно это никто не читает, пиши что хочешь, – рассмеялась из-за дальнего стола другая кадровичка, совсем молодая.
Я пожевал казенную авторучку и принялся за дело.
Я родился 20 августа 1997 года. Город не платил за свет в течение нескольких лет, и терпение энергетиков лопнуло. В тот вечер роды в роддоме принимали при свечах. Мою маму привезли туда с сильнейшими схватками в состоянии героиновой ломки – «Скорую помощь» вызвали прохожие. Врачи сразу заподозрили в ней ВИЧ-положительную – много их стало в последние годы. Рожать отправили в неработающую душевую. Врач и акушерка надели по две пары перчаток. Вскоре родился двухкилограммовый я с признаками героиновой ломки. Меня перевели в детскую больницу, а маму оставили в душевой.
Через пару дней пришел ее анализ на ВИЧ. Естественно, положительный. У меня тоже нашли антитела к ВИЧ. Однако через месяц выписали из больницы – ломку перебороли, вес я набрал, что они еще со мной могли сделать?.. Сказали, надо верить в лучшее – что на самом деле я не заразился и мамины антитела к полутора годам уйдут.
Нас с мамой встречала бабушка. С цветами. Она, как и завещали врачи, верила в лучшее. Ради ребенка мама одумается, оставит наркотики и допишет диссертацию (до попадалова мама работала ассистентом на кафедре русской литературы ХХ века).
Но было не суждено. Мама умерла от передозировки, когда мне было три месяца.
Меня вырастила бабушка.
Мое детство – оно с запахом хлора. Бабушка мыла с хлоркой все, к чему я прикасался. Белье кипятила. И посуда у меня была отдельная. А еще она нашила себе масок из старых простыней. Без маски я ее почти и не видел.
В садик я не ходил. В школу меня бабушка все же отдала, чтобы никто не догадался, что я неизлечимо болен, да еще такой постыдной болезнью.
Сначала все шло хорошо, внешне я ничем не отличался, болел не чаще и не тяжелее других детей, пока вдруг в 7 лет не выяснилось, что придется пить лекарства – это было удивительно, что есть, оказывается, какие-то таблетки «чтобы