Назад к книге «Камни в пыли» [Виктор Улин]

Камни в пыли

Виктор Улин

Документально-публицистическая повесть, рассказывающая о Турции, затрагивает темы куда более широкие, нежели простое описание отельного отдыха. Память этой замечательной страны порождает размышления о корнях и путях развития мировых религий, о сущности писательского творчества и о многих других вещах, которые невозможно описать двумя предложениями, а куда лучше прочитать самостоятельно. © Виктор Улин 2007 г. – фотография. © Виктор Улин 2020 г. – дизайн обложки.

Вперед всего

Ухожу… Ибо в этой обители бед

Ничего постоянного, прочного нет.

Пусть смеется лишь тот уходящему вслед,

Кто прожить собирается

тысячу

лет…

Так сказал давным-давно великий и мудрый Омар Хайям.

Мне не нужно тысячи.

Да и вам, я думаю, тоже.

И я в общем не ухожу, а еще только пришел к вам с этой книгой.

Но… Так сложилось.

Я и сам не знаю, почему вспомнились строки, которые захотелось вынести вперед, прежде обращения к читателю.

Более того – признаюсь честно, я не очень хорошо понимаю, что и как собираюсь сейчас писать.

Просто рвутся наружу какие-то разрозненные детали, из которых – дай бог – сложится в итоге мозаика произведения.

Или – не сложится ничего.

Это уж как повезет…

Тень африканской луны

Если говорить серьезно, то написать о Турции я задумал еще будучи там. Ведь прежде я не посещал тех краев, и впечатления переполняют меня, требуя сделать их достоянием общественности.

Но намерение сразу осложнилось ассоциациями. Ведь предыдущий путевой очерк – документальную повесть «Африканская луна» – я делал на египетском материале, гораздо более обширном, нежели турецкий. Там я пробыл дольше; ездил в Каир и на пирамиды, совершал морскую прогулку и так далее. В Турции, как уже сказано выше, я услаждал свой усталый организм самыми простыми вещами. И помимо отеля видел только дорогу до Антальи.

Но успех «Африканской луны» – я называю его именно успехом, хотя эту документальную повесть так и не удалось никуда пристроить в физическом виде, и гневных откликов она вызвала не меньше, чем хвалебных, однако никого не оставила равнодушным – этот успех просто обязывает изготовить еще одну удачную вещь.

Что очень трудно как в сравнении, так и по объективным причинам.

Все сразу получалось иначе.

Даже название у повести про Египет сложилось самопроизвольно и в некоторой степени определило потребность написания. Над турецким заголовком пришлось подумать. Потому что в Турции – опять-таки из-за недостатка времени – я не успел поймать достаточно точного образа.

Хотя, например, мне очень нравилась сосна, которая росла на вершине горы прямо перед нашим номером в отеле. (Впрочем, о горах и соснах я еще расскажу.)

И рискуя быть уличенным в именном параллелизме собственных произведений, вначале я так и озаглавил этот очерк, просто и без прикрас: «Сосна на высокой горе».

Никакой ассоциации с «Хрустальной сосной» здесь не имелось. Ни по времени, ни по жанру. Просто я очень люблю это дерево в природе.

Но когда я приступил к изложению материала, что получилось гораздо позже, нежели я собирался – почему, я напишу в соответствующем месте…– то вдруг явился Хайям.

И откуда он взялся на этой горе? Ведь Турция не Персия, и вообще практически не Восток, а самая западная граница Азии. Почти Европа.

Но стихотворение застряло в голове. И вспомнив строчку о камнях, я вдруг подумал о течении времени, которое четко определяет, когда и что нужно делать.

Когда разбрасывать камни, а когда их собирать.

Все-таки что ни говори, пребывание даже на краю Азии навевает восточный склад мыслей.

Название поменялось. И я продолжил по-иному.

И отбросив сомнения, навеянные светом своей же «Луны», я начинаю писать.

Ведь все-таки я профессионал.

Лишь бы не подогнулись пальцы…

Говоря о себе как о профессиональном писателе я не имею в виду, что живу за счет литературы: позволить себе такое в современной России могут лишь талантливейшие единицы, подобные моему лучшему литературному брату Валерию Роньшину из Санкт-Петербурга. Профессионал я лишь с точки зрения образования.

Впрочем, высших образований, как я уже где-то отмечал, у меня целых два, и я вынужден