Лихорадка

Александра Давыдова

Где-то рядом с человеком всегда бродит страсть. Одному она помогает дотянуться до мечты, а другого – губит. Кого-то возносит до небес, а кого-то мешает с прахом. С этой лихорадкой чувств можно бороться или, наоборот, поддаваться ей. Но главное, когда человек сходится в танце со страстью, всегда рождается захватывающая история. Смешная, страшная или странная. И – мы обещаем! – фантастическая.

Лихорадка

Тексты Александра Давыдова

Тексты Алексей Верт

Тексты Сергей Игнатьев

Тексты Ина Голдин

Тексты Сергей Онищук

Тексты Виталий Придатко

ISBN 978-5-4490-2159-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Уже было

Лихорадка (Виталий Придатко, Александра Давыдова)

За стеной обители выкипает, всходя кудрявой зеленой пеною, нежаркое, но страстное северное лето. Отцветают во дворе липы, под которыми иной раз собираются отдохнуть послушники.

Игнат Теодорович Резанов всякий раз внимательно наблюдает за поджарыми, с гармонически развитой мускулатурой молодыми телами, за безмятежными лицами, за чуткими руками, проделывающими необходимые упражнения для снятия избытка напряжения мышц. Он испытывает безотчетное восхищение послушниками, вероятно оттого, что сам вот-вот разменяет девятый десяток, а уж радость подвижности и ощущения от стремительного бега и вовсе оставил в глубоком прошлом.

Сегодня послушников не видно: всем им предписано непременно быть на службе, очередной в ряду траурных богослужений в память почившего государя-инока Петра Четвертого. Горестно перекликаются колокола, им вторит далекий трезвон Ромашина, небольшого военного городка, заложенного в честь побед на Балканах.

Резанова же почти не обременяют необходимостью присутствовать на церковных службах – не только из сочувствия калеке, но больше оттого, что, по твердому убеждению братии, даже бывший врач, не являющийся нигилистом и безбожником, явление куда более редкое, чем купец-бессребреник.

В густо-синем небе курсирует серебристая капсула цеппелина, а поодаль виднеется пушистая ленточка следа реактивного аэроплана, спешащего, вероятнее всего, в Санкт-Петербург. Вопреки трауру среди людей, мир в целом исполнен благости и света.

Вздохнув, Игнат Теодорович возвращается к приспособленной для работы в подвижном кресле кафедре и погружается в книгу, которую старательно воссоздает твердой рукой хирурга. Ровные строки очередной рукописи, которой не предназначено иного воспроизведения, кроме как в специальных монастырских скрипториях, выглядят достаточно аккуратно, чтобы невозможно было представить, будто когда-то господин Резанов был справным доктором.

Стук в дверь, настойчивый, хоть и негромкий, отвлекает мысли Резанова от недописанной страницы, повествующей об опытах над карельскими нойдами. Оглянувшись, Игнат Теодорович сокрушенно качает головой: все-таки решили отволочь старика в храм…

– Войдите, не заперто! – окликает он послушника, терпеливо дожидающегося в коридоре.

Входят.

Вместо привычного молодого парня с мягкими приятными чертами лица господину Резанову предстают трое рослых кряжистых мужчин в хорошо подогнанных по фигуре костюмах, почти совершенно скрывающих подмышечные кобуры. У них удивительно похожие физиономии, ни за одну из черт которых невозможно зацепиться взгляду: толстоватые носы, слегка навыкате глаза, пепельные брови и прямые коротко стриженые волосы. Первый прихрамывает, второй держит в руках объемистый портфель с тисненой эмблемой, третий сплел пальцы рук и отчего-то сутулится на левый бок… вот и все отличия.

«Трудновато будет припомнить таких», – машинально думает Резанов и вздрагивает: мысль звучит высказанным пророчеством.

– Чего угодно господам? – вежливо начинает Игнат Теодорович, однако хромой вскидывает руку, словно уверенный в праве приказывать и ожидать исполнения приказов.

– Канцелярия Министра Здравоохранения, – говорит вслух второй гость, а сутулый равнодушно изучает обстановку кельи, не расцепляя пальцев рук.

– Мы вынуждены потревожить вас несколькими вопросами, – добавляет хромец, вперив н