I

Луч микрокосма

Посвящено господину Симе Милутиновичу[1 - Милутинович Сима Сарайлия (1791— 1847), сербский писатель, историк, участник национально-освободительного движения сербов. Его стихи и патриотическая поэма «Сербиянка», воспевшая сербское восстание 1804—1813 гг., связаны с фольклором. Автор драм на сюжеты национальной истории и исторических трудов, в том числе «Истории Сербии с начала 1813 до конца 1815 г.» Учитель, воспитатель, наставник и сподвижник Петра II Петровича Негоша.] (в Цетине, 1 мая 1845 года)

Да, всегда, мой дорогой наставник,

над певцами сербов свет небесный,

глупо воспевать судьбу людскую,

жизнь людей на страшный сон походит!

За врата чудес людей изгнали,

человек себя считает чудом;

выброшен на бурный берег жизни

случая таинственной рукою,

бедняком он стал здесь беспризорным,

потаённым промыслом водимым;

вспомнится ему былая слава

и блаженство первое приснится —

зыбким будет сон, воспоминанья

оборвутся вдруг на самом главном,

скроются из поля его зренья

в летописи вечности бескрайней;

он идет по сумрачной дороге,

а на сердце горечь остаётся,

путы на себе он рвет напрасно,

мрак его беспамятством окутал.

Здесь, под облаками, средь туманов,

дважды человека зачинали,

во двойной качали колыбели.

То ли послан он Творцом на землю

в знак таинственного наказанья,

то ли утешенье здесь находит,

и земля ему блаженство дарит?

Это самая большая тайна,

вечное людей недоуменье,

а ключи от тайны той во гробе.

Непрестанно человек стремится

внутренним своим проникнуть взором

в лоно цветоносное природы;

соками живыми напитавшись

от щедрот красы её прелестной,

мать природу смело вопрошает:

для чего Творец её украсил —

для детей своих неисчислимых,

или мы в её руках игрушки,

или то и это, всё здесь вместе?

Но кормилица моя земная,

изукрашенная многоцветьем,

окружённая лучами солнца,

из цветов венки себе сплетает,

бисерною их кропит росою

под круженье звёзд светловолосых,

чтоб красавицей наутро выйти

пред очами своего владыки,

а на человечье любопытство

отвечает мне всего лишь смехом.

Раз за разом, и опять, и снова

свод лазурного святого неба,

с бриллиантами его созвездий,

заклинал душой я распалённой,

чтоб открыл мне тайну мирозданья.

Или свод блистающий небесный

мне откроет вечности страницы,

дабы славил я Отца благого,

или прочитаю в книге звёздной

о своем ничтожестве бессильном?

Вопрошал со многим я вниманьем

мудрецов земли о человеке,

о его значенье перед Богом,

противоречивы были их ответы,

подозрительно непостоянны:

все их мысли, собранные вместе,

только так и можно обозначить:

как глухонемого звук невнятный,

как во тьме напрасное блужданье,

как бессильный взор во мраке ночи.

Человек кругом окутан снами,

призраки ему в тех снах приходят,

да и сам он вовсе не уверен,

что не превратился в привиденье.

Он пытается придумать способ,

как от этих снов освободиться,

но напрасно льстит себя надеждой!

Человек навек во снах утоплен,

в подземельном сумрачном их царстве,

в зеркалах ужасных сновидений!

Сметка и проворность человека

делают его весьма умелым

на бессмысленном базаре жизни;

только вот у крыльев его воли

кто-то сухожилия подрезал;

поводырь ослепший его водит,

гибельные страсти им владеют;

злоба, зависть, адское наследье

ниже зверя ставят человека,

ум опять с бессмертными равняет.

В этой жизни, временной и бурной,

к человеку не приходит счастье.

Он к нему стремится всей душою,

но не знает, где оно укрылось;

чем к вершине славы люди ближе,

тем от счастья делаются дальше.

О земля! ты, матерь миллионов,

счастья сыновьям не посылаешь;

попытаться стать владельцем счастья —

словно выпить чашу Геркулеса.

Время жизни человека кратко,

осень следует за знойным летом,

льдистая зима её сменяет;

дни за днями ходят, чередуясь

и страданья человека множа.

Где же ты, людское наше счастье?

Где оно, желанное блаженство?

Кто безумн