Назад к книге «В городе Z» [Иван Александрович Колесников]

В городе Z

Иван Александрович Колесников

Он самый обычный и заурядный человек, затерянный на карте города. Профессионально умеет попадать в тупые ситуации, любительски умеет из них выпутываться. Пара друзей, авантюрность и бесконечный запас неудачи вытащат этого парня из любой передряги, но что он сделает, встретившись с мафией, наркотиками и даже собственной смертью? Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ПАРЕНЬ, ДОСТИГШИЙ СОЦИАЛЬНОГО ДНА

– Мы вас увольняем.

– В смысле увольняем?

Я критично посмотрел на серьезного толстенького дядьку, сидящего в кресле напротив. Его левый ус нервно подергивался.

– Извините, это можно понять двусмысленно? Вы ищите загадки и двойное дно?

– Но это же Макдак.

– А, вы думали, что наша сеть ресторанов, это низ социальной лестницы, откуда уже некуда падать? Вы ошибаетесь, юноша, мы – процветающая организация, стебель, который уверенно взмывается ввысь, разрезая небеса, а вы – гниющий побег, который необходимо сейчас же отсечь, прижечь его, пока он не развился в отдельную сухую ветку, – закончив пафосную речь, усатый пригладил свое достояние, которое продолжало нервно подергиваться.

– Это не вы побег отрезаете, это я от вас побег совершаю… – я уныло вздохнул. Ладно, я правда думал, что дальше ну просто некуда падать. – Хорошо, мужики, растите, удачи вашему ни разу не гниющему стеблю, ищите себе молодых талантов, а я пойду своей дорогой.

«Общепитов еще много, потому вариантов я достаточно перепробую», – мысленно вздыхаю, после чего покидаю помещение.

***

Сигаретный дым стелился неровными облачками – ветер, чтоб его. С каждым шагом уменьшалась сигарета, а с ней и уменьшалась дорога до дома. Я нарочно шел медленно, чтобы как можно больше оттянуть возвращение в квартиру. Там теперь делать нечего и незачем, пока я не доберусь до очередной халтуры.

А мама в детстве советовала начать учиться.

Внимание привлекли какие-то мелодичные трели. Дальше по тротуару парочка гитаристов бодро напевалавсем известные песни, которым внимало несколько человек, застывших у музыкантов. Спустя пару песен люди уходили, но им на смену тут же приходили новые, заинтересовавшиеся песенками детства.

Я и сам остановился, чтобы послушать их.

Знакомая песня, подпевать я, конечно, не буду – душа в данный момент горланить не хочет.

Маленькая девочка, подбежав к гитаристам, сунула в футляр от гитары мятый полтинник и отбежала назад. Я с сожалением подумал, что кто-то сейчас заработал на половину пачки сигарет своим творчеством, а я даже не могу продержаться на работе дольше четырех месяцев.

Из соседнего окна вниз свалился прозрачный пакетик, набитый мусором. Я поднял задумчивый взгляд на небо.

Увольнение с работы, гитаристы, мусор, едва не упавший мне на голову.

Думаю, небо посылает мне знак.

***

Старая дверь открылась с протяжным скрипом. Мой главный элемент раскрытия, когда я возвращаюсь пьяным в три часа ночи, вот только есть один минус – меня никогда никто не ждет. Родители живут отдельно (да это скорее они от меня съехали, спасаясь бегством, чем я от них), девушки нет. Да и кто бы захотел встречаться с парнем, которого увольняют даже с Макдака…

Откинув черную куртку, которую уже начинало продувать холодным ветром, – на землю спускались холода – я прошел в гостиную. Рассеянно взглянул на балкон.

Точно, у меня ж там нычка была, спрятанная на самый черный день. Когда меня уволили с колл-центра, я подумал, что это еще не край, но теперь, когда меня забраковал Макдак, пожалуй, время наступило. Думаю, еще пара месяцев, и по моему внешнему виду со мной будут здороваться бомжи, принимая за своего.

Без особого желания я полез на балкон, заваленный всяким хламом. Добродушная старушка, которая мне почти за бесценок сдает это прекрасное место, предупредила, что балкон не разобран и там фиг пройдешь. Я тогда подумал, что это отличное место, чтобы закинуть туда пару тысяч на самый крайний уровень бедности.

На балконе было холодно. Отопление и так не особо радовало своим существованием, трубы предсмертно фырчали, но не пускали животворящее тепло, а балкон, кажется, вообще всем своим существованием шипел «зима бл