Назад к книге «…И блаженный вдохновенья миг» [Марина Зайцева (Гольберг)]

…И блаженный вдохновенья миг

Марина Зайцева (Гольберг)

Вашему вниманию представляется сборник стихов Марины Зайцевой.

Марина Зайцева (Гольберг)

…И блаженный вдохновенья миг

© Зайцева (Гольберг) М., 2017

© Московская городская организация Союза писателей России, 2017

© НП «Литературная Республика», 2017

Поэт

Астроном изучает звёзды.

На пленэре художник дышит.

А поэт, погрузившись в грёзы,

Неземные пространства слышит.

По прописке своей – небожитель,

Он родня душе океанской.

Лунных тайн и снов повелитель,

Изгибает, шутя, пространства,

Им диктует свои законы,

И рукой своей прихотливо

Направляет орбиты и трассы,

Изменяет млечные реки,

Измеряет аршином парсеки.

Ему ведомы стихи и стихии.

Держит он под уздцы Пегаса.

Неизменный кормчий у Музы —

У суровой взбалмошной бабы,

Испытавший горнило и трубы,

Разорвать с ней не в силах узы.

У него на штурвале не румбы, —

А дактили, анапесты и ямбы.

Летописцы

Летописцы, иноки – поэты! —

Канувшие в сумрачных веках,

Кропотливо старины заветы

Собирали в кельях и скитах.

Под лампадой тусклой, под лучиной,

От земных страстей и гроз вдали,

Сказы и преданья, и былины

В книги рукописные текли.

И – то «сизым соколом, то волком» —

Мысли вдохновенно в тишине

Устремлялись вольно к звёздам колким

Иль сторожко стлались по стерне.

Брани зачинались и кипели,

Русичей – рекою! – кровь текла.

А в руках без устали скрипели

Летописцев лёгкие стила.

Подвиги и жизнеописанья,

Тяжело, как в бурю корабли, —

Нас любовью к Отчине спасая, —

Сквозь столетья плыли и брели…

Эти древних гениев творенья

Сберегали на краю не раз

От погибели и от забвенья —

И в Один Народ собрали нас.

Певцы безвестных лагун

Поэзия малоизвестных

провинциальных поэтов —

это грустная песня одинокой

морской раковины.

Её несостоявшийся удел —

быть арфой.

Но арфы живут и поют на суше.

Раковина на суше —

задохнётся и… её не станет.

Лирики,

символисты или романтики —

забытые дети в роддоме

перестроек и перемен.

Но, воистину, поэты —

вне эпох и времён.

Хотя – нет…

Все они – дети своего

времени-безвременья,

составной части

вечности-забвения.

Это у жизни есть срок.

У Вечности его нет.

И гудят-поют неслышно

сквозь времена

в неизвестных лагунах и заливах

морские раковины,

совсем не думая о том,

кому сегодня принадлежит эпоха:

классицизму, символизму

или постмодернизму.

Это рыбе-прилипале есть резон

присосаться в днищу

корабля-эпохи

в тщеславной и призрачной надежде

выжить, если не на вечность,

то хотя бы – на время.

Грустная моя раковина,

лежащая на дне морском,

в клубке спутанных водорослей.

И поющая сама по себе —

без надежды

быть услышанной кем-нибудь.

Счастлив тот,

кто на полосе отлива

в клубке водорослей

отыщет эту раковину

и, не очистив

от песка и наростов,

прижмёт её к своему уху —

и услышит вечную

негромкую, глухую —

щемящую песню моря.

Песню вдохновения и одиночества.

Мудрости и грусти.

И непостижимости

творческой судьбы.

Раковины и звёзды

Безвестных заливов и лагун —

моря без вас были бы

пустынны и безмолвны.

Автобиография

Я – язычница!

Я – стихия!

И стихи мои —

Из стихии!

Я – ручей.

Я – журавль.

Я – рябина.

Целым сонмом богов

Хранима.

Я из солнца,

Из ветра,

И звёзд —

Вдруг восставшая

В полный рост.

«Чёрная тушь иероглифов ветвей…»

Чёрная тушь иероглифов ветвей

Смешалась с зелёной гуашью листвы.

Май написал гимн весне

На синей бумаге неба.

«Новогодний вскипает снег…»

Новогодний вскипает снег

И клубится метели дым.

Я ворвусь в двадцать первый век,

Чтобы фору дать молодым.

А двадцатый – был мой задел,

Лишь программа и черновик.

Двадцать первый – он не предел

Для написанных мною книг.

Тот – останется для меня

Половинкой моей судьбы.

Этот – стременем лёгким звеня,

Вверх рванётся, став на дыбы.

И взыграют стихия и страсть,

И весёлый ребяческий страх.