Поэтома Таахоаси

Сергей Цимбаленко

Считая, что поэтический дар даётся свыше: от Самого Первого Поэта, который является первоисточником поэзии в целом, автор этой книги намеренно отказывается от традиционных поисков поэтического вдохновения, облекающих слова в образ действительности, какую знают и понимают – поэт намеренно ищет свои строки в пространстве откровения, которое не всегда и не все могут видеть и знать, но какое реально существует, преследуя каждого человека своими неопознанными образами…

Сергей Цимбаленко

Поэтома Таахоаси

Созвучия, соцветия, сосветия…

Великая Белла Ахмадулина заметила и, уходя, благословила поэта с напутствием: «В вас есть новое… своё. Пишите!»

Сергей Цимбаленко одарён талантами разными, но тесно соседствующими. Будучи артистом, будучи на сцене, он умеет сказать вроде бы бесхитростную реплику так, что в зрительном зале наступает полная тишина…

Будучи художником, он умеет трепетным рисунком и столкновением красок позвать в мир неожиданных зрительных образов.

А повелевая словами, он выстраивает в одному ему подвластном соединении времени и пространства вереницу то фантастических, фантасмагорических образов, то отчётливо ощутимых, осязаемых.

Вчитываясь в строки этой книги, одновременно всматриваешься и даже вслушиваешься в неожиданное, необычное соседство слов, из которых эти строки складываются…

И вдруг чувствуешь и понимаешь, что погружаясь в это многозвучное, многоцветное и многосветное – то резкое столкновение, то плавное перетекание ощущений и размышлений, – оказываешься вовлечённым в завораживающую стихию созданного поэтом мира.

Пётр Кобликов

Поэтома Таахоаси

1

Шелест древней листвы стареет архитектурой

из воздуха железо и камень плетёт свою тень

запах травы синеет вдали немеющими сумерками смрадного

символа

один год изрублен на тысячелетия согласно истине в сознании

птиц

ворочаются от вихрей мыслей глаза

слова вонзают свои ножи в слова

течёт кровь в форме людей

ладони уже давно кривят свои крылья от мороза одиночества

пенящиеся кручи тёплых волн виднеются в сугробах снега

боль улыбки

семяизвержение плача

это таахоаси

это песок окоченевшей икры агонических дней.

2

Частоты дна

замирание щиколоток над беснующимися колёсами вагона

пауза в расщелине полусна зреет бредом

слепые пальцы скользят по электронным буквам

чей бессмысленный свет проглатывает лица

в мужчине похожем на пушкина каждый миг умирает пушкин

кто-то ест собаку и совокупляется с дождём в реальности своего

мозга

но в толпе никто не содрогается от сокрушительного падения

этого образа

христос родившийся из зерна воспоминания проходит между

бомбами мыслей

колышутся головы

прячется в маленьких зрачках земля

и шевелится выращенный в сквозняке сад волос

ножницы ног

крик воздуха.

3

Книги похожие на людей медленно плывут в пространстве метро

в каждой ветхой странице ещё живёт аромат кофе

обувь не чувствует тяжести поскольку осознавая своё

ничтожество плоть невесома

в том измерении

где с точки зрения неба потолков не существует

потолки смотрят на человечество как на звёзды

губы слышат как с той стороны сцепившихся зубов колеблются

углы улыбки

этот факт на лице с прилипшим галогенным светом не обнажая

вне времени

у пропасти

распуская цветы с той стороны ненависти трепещут голосовые

связки

молча вдохновляя…

4

Заточённые в плоть люди неотрывно следуют за своими губами

к любви ускользающей

покачиваясь на словах челюсти не слышат букв

но отчётливо различают трепет ступней молчащих

чьи уши вплотную прижимаются к земле

откуда ад бессонный доносится

из груди толпы выходит изидор дюкасс

и достаёт блокнот свой испепеляющий

когда качнувшись от неосторожного шага

слоги молчат лотре ам он

небо рисует воздух нагромождением кровавым

под пределом взгляда растут маки будто ало

всё исчезает в стареющих фотографиях свои фрагменты у стона

оглядки отбирая

в