Назад к книге «Оле-Закрой Глазки» [Ганс Христиан Андерсен]

Оле-Закрой Глазки

Ганс Христиан Андерсен

«Никто в свете не знает столько сказок, сколько знает их Оле-Закрой Глазки. Вот мастер-то рассказывать!

Вечером, когда дети преспокойно сидят за столом или на своих скамеечках, является Оле-Закрой Глазки. Он обут в одни чулки и тихо-тихо подымается по лестнице; потом осторожно приотворит дверь, неслышно шагнёт в комнату и слегка прыснет детям в глаза сладким молоком. В руках у него маленькая спринцовка, и молоко брызжет из неё тоненькой-тоненькой струйкой. Тогда веки у детей начинают слипаться, и они уж не могут разглядеть Оле, а он подкрадывается к ним сзади и начинает легонько дуть им в затылки. Подует, и головки у них сейчас отяжелеют. Боли при этом никакой, – у Оле-Закрой Глазки нет, ведь, злого умысла; он хочет только, чтобы дети угомонились, а для этого их непременно надо уложить в постель! Ну, вот, он и уложит их, а потом уж начинает рассказывать сказки…»

Ганс Христиан Андерсен

Оле-Закрой Глазки

Никто в свете не знает столько сказок, сколько знает их Оле-Закрой Глазки.[1 - Оле Лукойе – литературный персонаж Ганса Христиана Андерсена.] Вот мастер-то рассказывать!

Вечером, когда дети преспокойно сидят за столом или на своих скамеечках, является Оле-Закрой Глазки. Он обут в одни чулки и тихо-тихо подымается по лестнице; потом осторожно приотворит дверь, неслышно шагнёт в комнату и слегка прыснет детям в глаза сладким молоком. В руках у него маленькая спринцовка, и молоко брызжет из неё тоненькой-тоненькой струйкой. Тогда веки у детей начинают слипаться, и они уж не могут разглядеть Оле, а он подкрадывается к ним сзади и начинает легонько дуть им в затылки. Подует, и головки у них сейчас отяжелеют. Боли при этом никакой, – у Оле-Закрой Глазки нет, ведь, злого умысла; он хочет только, чтобы дети угомонились, а для этого их непременно надо уложить в постель! Ну, вот, он и уложит их, а потом уж начинает рассказывать сказки.

Когда дети заснут, Оле-Закрой Глазки присаживается к ним на постель; одет он чудесно; на нём шёлковый кафтан, только нельзя сказать, какого цвета: он отливает то голубым, то зелёным, то красным, смотря по тому, в какую сторону повернется Оле. Подмышками у него по зонтику: один с картинками, который он раскрывает над хорошими детьми, и тогда им всю ночь снятся чудеснейшие сказки, а другой совсем простой, гладкий, который он развёртывает над нехорошими детьми; эти спят всю ночь, как чурбаны, и поутру оказывается, что они ровно ничего не видали во сне!

Послушаем же о том, как Оле-Закрой Глазки навещал каждый вечер одного маленького мальчика Яльмара и рассказывал ему сказки! Это будет целых семь сказок, – в неделе, ведь, семь дней.

Понедельник

– Ну, вот, – сказал Оле-Закрой Глазки, уложив Яльмара в постель: – теперь разуберём комнату!

И в один миг все комнатные цветы и растения выросли в большие дерева?, которые протянули свои длинные ветви вдоль стен к самому потолку; вся комната превратилась в чудеснейшую беседку. Ветки деревьев были усеяны цветами; каждый цветок по красоте и запаху был лучше розы, а вкусом слаще варенья; плоды же блестели, как золотые. Ещё на деревьях были пышки, которые чуть не лопались от изюмной начинки. Просто чудо что такое! Вдруг поднялись ужасные стоны в ящике стола, где лежали учебные принадлежности Яльмара.

– Что там такое! – сказал Оле-Закрой Глазки, пошёл и выдвинул ящик.

Оказалось, что это рвала и метала а?спидная доска[2 - Аспидная доска – пластина, изготовленная из твёрдого чёрного сланца – аспида. В прошлом на таких досках учащиеся писали грифелем.]: в решение написанной на ней задачи вкралась ошибка, и все вычисления готовы были распасться; грифель скакал и прыгал на своей верёвочке, точно собачка; он очень желал помочь делу, да не мог. Громко стонала и тетрадь Яльмара; просто ужас брал, слушая её! На каждой странице, в начале каждой строки, стояли чудесные большие и рядом с ними маленькие буквы, – это была пропись; возле же шли другие, воображавшие, что держатся так же твёрдо. Их писал сам Яльмар, и они, казалось, спотыкались об линейки, на которых должны были бы стоять.

– Вот как надо держаться! – говорила пропис