Назад к книге «Обсидиана. Сказ III» [Дмитрий Золочевский]

Пролог

Жизнь, это дыхание Маю целого мира. Длинна ему многие годы. И когда приходит время для нового вдоха сквозь горло небесных сфер, и они становятся в ряд, то дыхание другой реальности несет нам безумие хаоса, а также дарит надежду и энергию изменений.

Сделай свой выбор, между ступенями – духа, веры, и мыслей науки, или же, взлети на ступень разрушений, познав выбор безумия и тогда, падай в бездну тьмы, на ступень вероятностей, в объятия Маю.

Старые записи на реликте. Храм Шаар-Шу.

Трехмерное пространство.

Мидл. Старая дорога

Два спутника быстро двигались по остаткам старо-имперской дороги, все дальше и дальше, отдаляясь от людских поселений, в сторону Гиблых Изгорий.

Арос, Сиадар, Огненное герцогство, Большая медная петля, старые тропы, сторожки, малые норы… Все осталось позади.

Старый северо-западный тракт, с его вяло текущей жизнью, снабжающей внутренние герцогства морскими дарами и южными караванами, тоже остался много далеко позади, у руки тройной развилки, в развалинах старой крепости Рей, и гиблому пути к ней с самого севера…

Сия дорога была в полном запустении, казалось жизнь оставила ее давным-давно, так и не родив ни одной травинки, только пыль и мелкий щебень цвели у краев этого мерзкого места.

Пошел четвертый день как ищущие оставили лошадей у давно заброшенной лесопилки и вот…

Ближе к рассвету, путешественники вошли в старое каменно-рудное ущелье.

Гранитный лабиринт или же слепое ущелье, как его еще называли суеверные седые старики, жившие у далеких окрайн северных земель.

Эта холодная реликвия пустовала уже более века…

Обвалы и постоянные пыльные ветра с частыми осыпями, делали его крайне неприветливым… Жуткие песни из заброшенных шахт создавали иллюзию того, что воздух здесь не единственный певец. А высоко, в двадцать человеческих ростов, у краев ущелья, виднелись хлипкие навесные мосты, ведущие к соседним веткам этого глубокого каменного лабиринта, вход на которые был обвален еще много-много ранее.

Дорога мерно петляла каждые двести метров, то стремительно расширяясь, то создавая едва проходимые щели высотой в сорок локтей, а мысль забраться на верх без специального оборудования, казалась пиком идиотизма или верной попыткой свернуть себе шею.

И этот замечательный маршрут явно был бы раем для тех, кто любит скрываться и вести тайные дела, если бы не надвигающаяся темная полоса и дикие земли сверху, плюс в добавок Гиблые Изгорья, близость которых давила на все живое, не оставляя ему попыток здесь закрепиться.

От того этой дорогой, кроме пыльных ветров, никто не пользовался… Очень, очень давно, десятилетия, здесь не ступала нога путника… Однако это был самый близкий путь к центру Мертвого леса.

Мы двигались с Вледом уже довольно, давно не замечая никого из людей с самой развилки у развалин крепости, к сожалению, даже лесопилка не порадовала нас кружкой теплого взвара и живыми собеседниками.

Тем не менее солнце вставало и опускалось, а мы двигались, пробираясь пешем по этим чертовым руинам. Укрепляющие руны давно опустели и не светились, и вот теперь, дорога кое где даже хрустела под ногами, предательски оставляя следы трещин в некоторых местах.

Со слов моего старика, дальше в паре миль, была старая каменоломня с когда-то жилыми пристройками и там можно было остановиться. Это последняя нормальная остановка перед самим мертвым лесом.

За пару дней до отправки у нас с ним была обстоятельная беседа, в которой он подробно расписывал маршрут вдоль дороги, до старой крепости, а также выдал карту через ущелье, которая фиксировала выкладку старых троп, при разработке карьера вплоть до самого леса.

Уж не знаю, как эта реликвия попала к старику, и кто ее составлял, но ему – огромное спасибо, а то блуждали бы мы по тупикам этого старого лабиринта еще дня два, не меньше, а то и намного более.

Перед самым поворотом Влед начал сильно суетиться, а сразу за тем, последовала остановка и… Полная экипировка и активация защитных амулетов.

Честно слово, если бы это был не он, я бы послал всех под харгов хвост. С такими закидонами и предосторожностью, разве что девиц терпят, да детей малых. Но с некоторых