Защитник
Василий Московский
В одной деревне погибает сын ярла. Тело чудовищно обезображено, и раны указывают на то, что он явно погиб не от рук человеческих. Для того, чтобы найти убийцу и отомстить ему, старый ярл берет к себе на службу воина-жреца Мораны, прибывшему в Донархейм из Гардарики.
Василий Московский
Защитник
Разодранное, покрытое ледком, мясо обнажало безупречно белые кости ребер, вывернутые из грудной клетки. Лица у трупа не было вообще – вместо него скалилась красная маска смерти, обрамленная слипшимися от крови рыжими волосами, поблескивая уцелевшими зубами.
Этот молодой человек был убит именно что ради забавы – тот, кто распотрошил его, явно не был голоден и оставил мясо в покое.
Точно так же, как и десяток его сотоварищей. Изодраных, словно ветошь.
– Так, где, говорите, его нашли? – Ворон поднял глаза на высокого и крепко сбитого мужчину в отороченной мехом накидке, под которой поблескивала кольчуга. Вокруг него угрюмо, точно скалы над фьордом, стояли приближенные дружинники, недобро, но со страхом, поглядывая на мара. Наглазники, точно железные маски покрывали их лица.
– Тут вот, в лесу, – надтреснутым голосом проговорил старик. Взгляд его голубых глаз застыл на изуродованном теле. – Верстах в двух от хутора Свена Гудмундсона, что у деревни Стылый Ручей.
Старик оправил широкой ладонью рыжую, тронутую сединой гриву, доходящую до широченных плеч. Ворон заметил, как мелко дрожит его рука. И то, что движение это было бессмыссленным. Попыткой справиться с тем ураганом, что бушевал глубоко внутри.
– Это твой сын, – скорее сказал, чем спросил Ворон.
Старик лишь коротко кивнул.
– Не человек это сделал, – процедил сквозь зубы старый ярл, загоняя назад наворачивающиеся на глаза слезы. Он свирепо глянул на Ворона. – Говорят, в Гардарике такие как ты могут с подобным лихом сладить.
В голосе старика изодранной кольчугой звенела надежда.
– Так говорят, – спокойно ответил Ворон, выпрямившись, звякнув воронёной кольчугой, надетой поверх куртки. Он заметил, как взгляд одного из дружинников скользнул по амулету, поблескиваюшему на цепочке на его груди. Судя, по пелене суеверного страха, затянувшей на мгновение взор урмана, он узнал серп великой Мораны, Хранительницы Врат, почитаемой в землях Синелесья.
– Тогда, слушай, гард, – в голосе старого ярла зазвенела сталь, – ты разыщешь и убьешь тварь, которая убила моего сына. Единственного сына. За это получишь щедрую награду, а нет… Пеняй на себя. Берешься?
Ворон скрестил руки на груди.
– Благодарю за щедрость, сударь, – голос его звучал осенним ветром в лесных кронах, – да, ведь, я жрец. И не должно мне брать от людей мзду за службу свою. А, вот, за угол и хлеб-соль, премного буду благодарен.
Ярл усмехнулся.
– Дерзкий язык у тебя, гард, – старик покрутил длинный вислый ус, – но почему-то по-душе ты мне. Что ж, живи, сколько будет нужно. Только дело сделай. Олаф!
Вперед выступил один из дружинников.
– Покажи гостю его угол.
Дружинник кивнул и, звякнув кольчугой, пригласил Ворона следовать за собой.
– Гард?
Ворон остановился. Обернулся.
– Как величать-то тебя?
– Ворон.
– Ворон, – покивал старик. – Ты зови меня ярл Хольгер.
Хутор Свена Гудмундссона примостился у мрачного елового леса, растущего у подножий гор, скребущих низкое серое небо. Издалека доносился рев моря, разбивающего пенные кулаки о суровые темные скалы.
Хутор окружала бревенчатая ограда, над которой показывались покатые крыши с характерными перекрещенными коньками. А над крышами, пригибаясь от порывов ледяного ветра, несущего снежную крупу, вился дымок.
Ворон спешился, взял под уздцы коня и постучал в окованные железом ворота.
Открыл ему невысокий, крепко сбитый старик в отороченной мехом шапке, с крючковатым носом. Его маленькие глаза были колючими и смотрели с подозрением. Но, тем не менее, голос у него был приятный и даже мягкий и добрый:
– Приветствую, путник! Кто ты и откуда?
– Мое имя Ворон, – проговорил мар. – Я к вам от ярла по делу.
Старик нахмурился, но, тем не менее, ответил:
– Не серчай, я скажу о тебе хозяину.
– Изволь.
Пока слуга ходил за господином, Ворон огляд