Назад к книге «Ночью почты нет» [Василий Сергеевич Завадский]

Ночью почты нет

Василий Сергеевич Завадский

Говорят, что каждый дом – это кладезь историй и, поверьте, эти вы слышать не захотите. Не стоит ворошить прошлое подобных мест и тогда, возможно, вам не начнёт приходить почта с того света, принося с собой безумие и смерть. Если старые дома видят сны, то этому снятся кошмары.

Содержит нецензурную брань.

Василий Завадский

Ночью почты нет

Когда последние пожухлые листья, так упрямо цепляющиеся за промёрзшие ветви заиндевевших тополей, опадают, старый сквер погружается в очередную летаргию, угрюмый четырёхквартирный домишка на его окраине становится ещё более сонным и неприветливым. Рыже – коричневый фасад, выложенный из красного кирпича, наливается багрянцем в лучах ноябрьского закатного солнца. Водостоки забиваются опавшей листвой, видавшая виды, местами отвалившаяся, по всей видимости, глиняная черепица на остроконечной крыше мансарды, промокает от бесконечных ноябрьских дождей и принимает бурый, почти чёрный окрас. В круглом, с разбитым стеклом, окне мансарды часто можно заметить одного из многочисленных бездомных котов, ютящихся на чердаке. Такого же, как и этот дом: угрюмого, неприветливого, мирно дремлющего под убаюкивающий скрип ржавого флюгера на остроконечной крыше здания.

На смену проливным дождям приходят первые колючие заморозки. Неделя – другая, и с тяжёлого неба рухнут затяжные снегопады, заботливо укутывая старый дом в ледяной плед. Зима вступает в свои права, а это значит, что Костю Лазарева – недавнего примерного семьянина, а нынче – понурого холостяка, переводят на ночные смены на местной деревообрабатывающей фабрике. Нельзя сказать, что это расстраивает Костю, правда, радоваться он тоже не спешит. Оставшись после развода со скромным скарбом и стареньким, на ладан дышащим, автомобилем, Костя вынужден ютиться в одной из затхлых квартир того самого неприветливого дома на окраине сквера.

Когда-то, в однокомнатной квартирке на втором этаже жила, ныне покойная, мама Кости. Несчастная нашла свой покой на кафельном полу кухни и была частично сожрана своей собакой. Тело одинокой пенсионерки обнаружили спустя несколько недель после её кончины. Во многом благодаря «лисьему» обонянию бдительной соседки с первого этажа. Та обратилась в соответствующие органы, когда смрад гниющего тела начал пробираться через замочную скважину и щели в рассохшейся входной двери в квартиру неравнодушной старухи, а собачий лай за запертой дверью квартиры №3 не стихал даже по ночам.

Наступила зима, и Косте предстояло пережить, как работники фабрики называли между собой этот период, Месяц ночи – четыре недели работы с восьми вечера до восьми утра. Четыре недели покидать дом после заката, возвращаясь с восходом солнца, теряя счёт времени в бесконечности серых зимних дней.

В такое время года, «четырёхквартирный гроб», как его называли дворники, ухаживающие за сквером, выглядел таким одиноким и безжизненным, что казалось, в скрипе флюгера на крыше, можно было услышать еле различимый детский плач.

Костя денно отсыпался после очередной ночной смены в квартире своей покойной матери. Соседка снизу – пожилая и, как думалось Косте, ёбнутая на всю голову тётя Маша, несла свою вахту у входной двери в свою квартиру. Побитый катарактой глаз старухи вглядывался в дверной глазок при первом же скрипе двери в парадный, которую декабрьский ветер тщетно пытался сорвать с петель.

Две другие квартиры пустовали. Однушка напротив квартиры тёти Маши безуспешно сдавалась вот уже несколько лет. Правда, желающих проживать в подобном памятнике архитектуры было не много. Дверь в квартиру, что слева на втором этаже, и вовсе была заколочена и никто, включая безумную Марию Леонидовну, уже не помнил имён её прежних владельцев.

И вот, скованный декабрьскими морозами, в одиночестве и безмолвии, неприветливый дом на окраине сквера переваривал в своём чреве немногочисленных жильцов и коротал короткие зимние дни. Коротал в обществе сумасшедшей старухи, периодически беседующей с портретом мужа на стене, разведённого работяги и дюжины кошек, ютящихся на чердаке. Это было безрадостное место. Казалось, сюда приходили умират