Назад к книге «Черубина де Габриак. Неверная комета» [Елена Алексеевна Погорелая]

Черубина де Габриак. Неверная комета

Елена Алексеевна Погорелая

Жизнь замечательных людей #1821

С легкой руки Максимилиана Волошина имя Черубины де Габриак впечаталось в историю поэзии Серебряного века мгновенно и накрепко – в то время как имя той, кто участвовала в создании этой химеры, оказалось на многие десятилетия зачеркнуто и забыто. Между тем жизнь Елизаветы Ивановны Дмитриевой: поэта, переводчицы, драматурга, тайновидицы и оккультистки – куда интереснее и насыщеннее, нежели яркая биография вымышленной поэтической однодневки, от чьего имени она некоторое время писала стихи. Как Дмитриева вошла в отечественную поэзию XX столетия, кем она в ней осталась? Как вышло, что из-за невзрачной «плебейки хромуши» чуть не убили друг друга Волошин и Гумилев? Как, наконец, сложилась судьба Лили Дмитриевой после дуэли? Настоящая книга – попытка реконструировать реальную биографию той, что известна под именем Черубины де Габриак: самой известной мистификации Серебряного века и, по слову А. Толстого, «самой фантастической и печальной» фигуры в русской литературе.

Елена Погорелая

Черубина де Габриак. Неверная комета

© Погорелая Е.А., 2020

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2020

* * *

В мирах любви – неверные кометы, –

Закрыт нам путь проверенных орбит!

Явь наших снов земля не истребит, –

Полночных солнц к себе нас манят светы.

Ах, не крещен в глубоких водах Леты

Наш горький дух, и память нас томит.

В нас тлеет боль внежизненных обид –

Изгнанники, скитальцы и поэты!

Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,

Тому, кто жив и брошен в темный склеп,

Кому земля – священный край изгнанья,

Кто видит сны и помнит имена, –

Тому в любви не радость встреч дана,

А темные восторги расставанья!

    М. Волошин

Предисловие[1 - За помощь в написании этой книги благодарю К.М. Азадовско-го – специалиста по Серебряному веку, волошиноведа, одного из издателей самого полного на сегодняшний день собрания сочинений М. Волошина (М.: Эллис Лак, 2003–2015); Л.И. Агееву, автора «Неразгаданной Черубины» (М.: Дом-музей М. Цветаевой, 2006) – биографии, где впервые был обнародован ряд неизвестных даже специалистам фактов о семье Е.И. Дмитриевой и ее антропософской работе; и Т.Ф. Нешумову, опубликовавшую переписку Е. Архиппова с Д. Усовым – двух поэтов-символистов, влюбленных в Черубину и сохранивших ее стихи.]

Если бы я осталась жить, я бы жила совсем по-другому.

    Е.И. Васильева, декабрь 1928-го

Елизавету Ивановну Дмитриеву мало кто знает.

Многие знают Черубину де Габриак.

Черубина де Габриак – роковая красавица, сладкозвучная чаровница, автор пленительных пряных стихов вроде «С моею царственной мечтой / Одна брожу во всей Вселенной…» – словом, «одна из самых фантастических и печальных фигур русской литературы»[2 - Толстой А.Н. Гумилев // Последние новости. Париж, 1921. № 467. С. 2.].

Елизавета Ивановна Дмитриева, Лиля, – «скромная, неэлегантная и хромая»[3 - Волошин М.А. История Черубины // Волошин М.А. Путник по Вселенным / Сост., вступ. ст., коммент. В.П. Купченко, З.Д. Давыдова. М.: Советская Россия, 1990. С. 218.] учительница истории в женской гимназии, поэтесса, пишущая «милые и простые стихи»[4 - Волошин М.А. История Черубины // Волошин М.А. Путник по Вселенным / Сост., вступ. ст., коммент. В.П. Купченко, З.Д. Давыдова. М.: Советская Россия, 1990. С. 216.]; и – адресат любовных посланий Н. Гумилева, многолетняя подруга М. Волошина, гарант русского отделения Антропософского общества, поверенная Доктора Штейнера, женщина, по признанию С. Маршака, побудившая его писать для детей…

Как это всё увязать воедино? В чем причина и тайна двойничества Лили Дмитриевой и Черубины де Габриак?

В эстетике жизнетворчества, которую Лиля последовательно исповедовала до конца жизни – с того момента, как девочкой радовалась своей болезни, приближающей ее к святости, до твердого решения расплатиться за сотворение Черубины, страшного двойника, – расплатиться семейным союзом с любимым мужчиной, М. Волошиным, и отказом от литературной карьеры?

В заклятости Петербурга, располагающей ко всякого рода