День ушедших
Maria Kowalsky
Человеку свойственно ошибаться. Возможно, именно это делает его человеком. Способность же признавать свои ошибки и платить за них иногда превращает человека в героя.
День ушедших
Человеку свойственно ошибаться. Возможно, именно это делает его человеком.
Способность же признавать свои ошибки и платить за них иногда превращает человека в героя.
***
Жизнь механика на космическом поисковом корабле на девяносто пять процентов состояла из рутины, и только на пять – из сюрпризов всякого рода. Старки такое положение дел вполне устраивало.
Но когда капитан вызывал его к себе, Старки знал, что грядет один из сюрпризов, и надо готовиться ко всему. Включая смерть от кровоизлияния в мозг, остановки сердца или сильнейшего нервного срыва в результате перенапряжения.
Старки был в курсе, что его шансы на выживание неуклонно стремятся к нулю, и без отсыпаемых встревоженным медиком лекарств он вполне может умереть в самом начале процедуры. Побочный эффект от медикаментов давал о себе знать уже потом, когда в каюте Старки начинало выворачивать наизнанку, или он терял сознание, впадая в кратковременную кому.
Однако он ни разу не ослушался четкого приказа капитана. И вовсе не потому, что боялся его гнева.
Иногда долг становится тяжкой ношей, но бросить его уже нельзя.
В случае Старки долг значил помощь человечеству в избавлении от «ментальных» преступников. Подарок и проклятие судьбы – Дар – позволял скромному механику преображаться в Ловца, которых опасались, почитали, ненавидели.
В того, кто мог «читать» намерения разумных существ, вознамерившихся нанести вред другим разумным существам. Устроить, например, крупный теракт, или государственный кровавый переворот. Уничтожить правительство нажатием на кнопку. Из-за психического заболевания открыть стрельбу по простым людям.
Старки не раз пытался вытащить из памяти хотя бы нечеткие очертания собственной жизни до того момента, как что-то или кто-то невольно активировал его Дар. Бесполезно: для того, чтобы заглянуть в прошлое, даже свое, требовалось куда больше ресурсов, чем он располагал сейчас. И хотя механик чувствовал, что с каждым новым сеансом растет и его сила, пропорционально росла и опасность «сгореть».
Заглядывать в чужое будущее было куда легче, чем в собственное прошлое. И сейчас он ничего не мог с этим поделать. Не дорос, что называется. И без того капитан в последнее время приказал увеличить дозу успокоительного, чтобы парень не погиб от перенапряжения.
Теперь Старки вообще не распоряжался своим Даром: инъекция активатора, «включение» и время для поиска «менталов» (обычно не больше пяти минут, и это уже критический максимум), передача собранных данных аналитику, мрачное лицо корабельного врача, укол… и темнота, после которой он просыпался самым обычным человеком. Никакой возможности погрузиться в Глубину без разрешения и бдительного наблюдения капитана.
Словно бы в его прошлом было что-то такое, что могло представлять угрозу… для кого? Для Старки? Команды поискового фрегата? Кого-то еще?
Ответы были чем-то таким, что надежно укрыто пеленой тумана. Брести в этом тумане можно было долго, и в конце так и не прийти ни к какому результату. Оставалось копить потенциал, в надежде однажды все-таки найти ответы на все свои вопросы.
И надеяться, что он не умрет к тому времени.
***
Капитана «Надежды» Роджера Серенсена на просторах Дальнего космоса знали все, от мала до велика. И вне зависимости от занимаемого ранга или социального статуса, все испытывали к нему завораживающую смесь ненависти, страха и зависти. Прибрать к рукам разбросанное по астероидам и мелким планеткам хозяйство, толково организовать дело так, чтобы со всего получать выгоду – не каждому дано. А уж расползающиеся, подобно дрянному шву на куртке, слухи о том, что на службе у капитана состоит заботливо укрываемый от любопытных глаз Ловец, так и вообще повергали сплетничавших о крутости Роджера в черное уныние пополам с ощущением безнадежности.
Ловца никому не дано перехитрить. Ловец может залезть в твою голову и сделать с тво