Назад к книге «Хюльдра» [Алена Половнева, Алёна Половнева]

Глава первая. 2010 год. Алиса из Страны Завитушек

На вершине холма овеваемый со всех сторон ветрами стоял старый дом. Из темно-серого камня, элегантных пропорций, с высокими окнами и мраморным крыльцом, одинокий и заброшенный.

Его северную стену покрывал густой слой мха, в котором, как будто в отдельной Вселенной, кипела невидимая людскому глазу жизнь. Южный фасад был размыт дождями: ливни здесь хлестали только с юга. На рассвете солнце светило в восточные окна, согревая рассохшиеся старые рамы, а на закате заливало большую залу, что занимала все западное крыло. Если бы кто-нибудь заглянул в эту когда-то роскошную комнату, то увидел бы великолепный наборной паркет, в котором теперь не доставало дощечек, пыльную хрустальную люстру и неплохо сохранившийся полированный обеденный стол. В глубине комнаты виднелся изящно сложенный камин и дверь, одна створка которой всегда была распахнута.

Казалось, что до загадочного дома рукой подать, но если какой-нибудь сорвиголова решался подойти поближе, то он мог шагать несколько дней и не преодолеть и половины пути. От подножья холма к вершине вели тысячи тропинок, но ни одна из них не поднималась выше середины. Поговаривали, что дом заколдован.

Деревенские жители наперебой убеждали друг друга, что старый особняк необитаем, хотя каждый из них хоть раз видел отблески растопленного очага на стенах западной залы. Лишь однажды старый пастух, гонявший овец у подножья холма, хватив в пабе лишку, уверял всех, кто хотел его слушать, что видел в окне женскую фигуру, кутавшуюся в шаль.

– Говорю вам, стоит такая, вся в белом, и смотрит прямо на меня, – скрипел он, хватаясь то за сердце, то за стакан.

– А я пацаненка видела, – заявила вдруг старая торговка, – прошлой зимой. Он в снежки играл аккурат перед входом.

Однако остальные выпивохи немедленно подняли на смех баламутов, отбив у тех всякую охоту к досужим разговорам.

Этим вечером, промозглым и холодным, в доме, как всегда, будто бы сам собой зажегся камин и в распахнутую дверь вошла почтенная дама. Ее волосы были подсинены и уложены на старомодный манер. Она действительно зябко куталась в белую шаль изысканного вязания. Подол ее нежно-розового шелкового платья мягко скользил по рассохшемуся паркету, то и дело обнажая носки атласных туфелек в тон. Она неспешно подошла к камину, взяла в руки кочергу и аккуратно пошевелила горящие поленца. Осанка дамы и ее отточенные движения выдавали если уж не благородное происхождение, то долгие годы блестящей светской жизни. За ней, весело потряхивая персиковым пузцом, вбежал маленький лохматый шпиц. Пес был безупречно ухожен и щеголял жемчужным ожерелком на коротенькой шее.

Дама заняла кресло у камина, сложила руки на коленях и обратила свой взор к огню. Как сотни вечеров до этого, она сидела, держа спину прямо, и будто чего-то ждала.

В дверь за ее спиной просочился крохотный белокурый мальчик. На вид ему было лет пять, а старомодный сюртучок и короткие штанишки делали его похожим на мальчишку-посыльного из старого фильма про Шерлока Холмса. У него был прямой нос, яркие, четко очерченные губы и синие глаза. Шпиц радостно кинулся к мальчишке и был награжден почесыванием между ушами.

Как и сотню вечеров до, мальчишке было скучно. Он бродил по некогда роскошной зале, пытаясь придумать, чем себя занять. Он перебирал паркетные дощечки, дразнил шпица, отчего тот заливался тоненьким противным лаем, и качался на всех обеденных стульях по очереди. Утомившись своим бездельем, он подошел к камину, уселся на меховой коврик и протянул озябшие руки к огню. Пес пристроился рядом.

Третьим гостем, вошедшим в залу, стал молодой мужчина. Он был широк в плечах и одет в потертую кожанку. Его манеры были рязвязны: он шел, широко ставя ноги и раскачиваясь, как матрос на палубе. Не глядя ни на кого, он направился прямиком к столику в углу, на котором стоял большой штоф, наполненный янтарного цвета жидкостью, и грубый тяжеловесный стакан. Рядом располагался серебряный поднос. На нем – горка белого порошка, часть которого была разделена чьей-то заботливой рукой на две «дорожки». Как и сотни вечеров до, мужчина наклонился