Тени наших дней

Эшли Дьюал

Кир делает то, что не сделал бы никогда в жизни: возвращается в родной город. Ему придется столкнуться лицом к лицу со своим прошлым, отравиться на тысячи шагов назад, но он готов на многое, лишь бы избавиться от страшных мыслей. Что его сломило? Что так разочаровало? Сумеет ли он найти противоядие или же приблизится к краю пропасти?

«Честно. Искренне. Наизнанку».

Для Дольки Апельсина

Дорогой читатель.

Я не скажу тебе ничего нового. Не подскажу, как избавиться от боли, не пожму руку и не совру, что станет легче. Мы с тобой никогда друг друга не увидим, и ты не услышишь мой голос.

В какой-то момент у меня возникло мерзкое чувство, что все не так. И я сел писать. Это моя реабилитация, которая в твоей жизни не сыграет роли, но ты можешь попробовать прочувствовать эмоции другого человека и хотя бы на мгновение притвориться,

что нам есть дело до остальных. Попробуй. Вдруг получится.

День пятьдесят седьмой

Кирилл никогда не любил родной город. Он мечтал сбежать в столицу лет с тринадцати, и, когда развелись его родители, недолго думая, собрал вещи и последовал за мамой и ее новым мужем в Москву.

Оставить позади привычное оказалось достаточно просто. Наверное, оставлять прошлое в прошлом, и правда, легко, когда тебе мало лет. Время течет иначе. О приоритетах еще не задумываешься. Намереваешься брать то, что хочешь, и не понимаешь, что иногда то, что хочешь – самое страшное проклятье. Из-за проклятий в молодости тоже не паришься. Эта жизнь такая длинная, все успеется и разрешится.

Кир окончил школу, поступил в престижный вуз, научился сочетать обувь с рубашками и привил себе любовь к чистой одежде.

На втором курсе ему предложили пройти стажировку в издательстве отчима. На третьем он уже зарабатывал достаточно, чтобы не захаживать к мамочке с денежными вопросами. В нашей жизни мало кто может похвастаться самостоятельностью в двадцать три года, но он мог, что ему нехило льстило. Поэтому иногда он вел себя как высокомерный ублюдок. Почти всегда как закостенелый эгоист.

Время в столице несется торопливо, сбивает с ног, так что он не понимал, когда прозябать в свое удовольствие, но спустя пару лет привык к сумасшедшему ритму, а точнее научился притворяться, что бесконечный ряд проблем, решений, девушек, усталости – норма. Баловень судьбы – определение посредственное, но люди любили так о нем говорить. Даже его мама, пропустив парочку глотков домашнего вина, такого же приторно-сладкого, как и любая материнская любовь, покачивала головой и признавала, что сынок у нее получился беспечный, но удачливый.

Видеть его на вокзале родного городка было крайне непривычно. Он не навещал отца, не любил ворошить бессмысленные обломки разрушенного и ныне неактуального прошлого. С папой они раз в месяц общались по телефону, и ему, по всей видимости, этого хватало с лихвой. Более того, чем старше он становился, тем короче становились разговоры. Отчим, конечно, не заменил ему родителя, но некоторую пустоту в сознании заполнил, так что однажды Кир забыл, что где-то в пятистах километрах от шумной столицы у него имелся родственник.

Парень зажал в зубах сигарету и закинул на плечо полупустой рюкзак. Он последовал за болтающей толпой к выходу, а затем вызвал такси и весь путь до дома смотрел в открытое окно, лениво выдыхая плотные шары дыма, которые подхватывал и уносил ветер. Пепел сыпался на джинсы и пластмассовый подлокотник. Кир не обращал внимания. Все его мысли занимала грядущая встреча с отцом. Еще он надеялся хорошенько отдохнуть. Отключить связь с внешним миром и на пару суток впасть в летаргический сон – умереть для всех. Даже для себя.

– Дом по правой стороне или по левой? – Неожиданно спросил водитель, перебив свист ветра и гул проносящихся машин. Кир так глубоко затянулся, что горло засаднило, а затем небрежно выбросил окурок.

– По левой.

– Ближе к озеру?

– Я скажу, когда сворачивать.

– Отлично.

«Отлично», – подумал парень и смахнул со лба волосы. В салоне было так мало места, что колени едва не ударяли ему в грудь. Чехлы сиденья давно стерлись, выцвели, окно с его стороны не закрывалось, потом