ПИРОЖЕЧЬ СЕРДЦА ЛЮДЕЙ!
Тата Олейник
Maxim выпуск 07-2020 #7
«Maxim» – журнал, который отличается от многих «глянцев» тем, что проповедует нетрадиционный философско-интеллигентно-озорной взгляд на привычную жизнь. Даже типичный для мужских изданий набор тем (авто, женщины, карьера, секс и тому подобное), изобилует остроумием и оригинальной подачей текстов. На страницах «Maxim» вы также найдете обзоры мировых новостей, полезные и не только советы, информацию о новинках автопрома, оружия и техники, а также рассказы про истинно мужские приключения и многое другое.
ПИРОЖЕЧЬ СЕРДЦА ЛЮДЕЙ!
О поэтических жанрах современности и о том, почему высокое искусство стихосложения все еще скорее живет, чем нет, но при этом выглядит так странно.
Большинство современных людей ежедневно и многократно приобщается к поэзии почти незаметно для самих себя. К сожалению, большая часть этой поэзии выглядит примерно так: Любовь-любовь
Волнует кровь
* Примечание Phacochoerus'a Фунтика: «Если поэтические произведения, цитируемые в этой статье, идут без указания авторства, то не исключено, что они принадлежат самому автору статьи или доверены ему другими творцами на условиях жесткого сохранения анонимности».
Да, в наше время поэзия предпочитает расквартировываться в основном в различных песнях и, судя по всему, чувствует себя там так уютно, что расхаживает в тапках и убитых трениках, не стремясь выглядеть хоть сколько-нибудь приличнее и осмысленнее. Ее право. После того, что она сделала для человечества, можно и отдохнуть. Когда-то, до распространения массовой письменности, именно ритмическая, структурированная, часто рифмованная речь была самым надежным способом консервации информации. Когда тебе нужно передать соседям, а также потомкам важные сведения о том, как ты победил всех врагов и что если кто еще посмеет пасти свой скот на твоем выгоне, то может заранее копать себе на этом выгоне могилу, но ни эсэмэсок, ни даже пергаментов еще толком не придумано, приходится садиться и, ударяя в бубен, ритмично шифровать: Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына… Так, чтобы любой, услышав раз, мог запомнить. Конечно, с появлением письменных носителей у прозы тоже появились какие-то шансы на бессмертие, но довольно долго именно поэтические тексты служили и молитвами, и наставлениями, и сборниками законов. А обучение жрецов, царей, писцов и судей заключалось в основном в зазубривании стихов на все случаи жизни. Мы, конечно, тоже до сих пор используем этот метод обучения. Заставляем детей учить «В лесу родилась елочка» и все такое. Но представь, насколько бы было круче, если бы дети декламировали нам с табуреток что-нибудь вроде: …в лесу она росла, и вся она конокрадами, и клятвопреступниками, и осквернителями святынь увешана была. Жанр как капкан и костяк Как известно, если вещь хорошо работает, не надо ее трогать. Это золотое правило знали и наши предки, поэтому и возникло такое явление, как каноны и жанры. Если какой-нибудь Павсикакиус сто лет назад написал про цветущую ромашку, сравнив ее с солнышком 14 раз подряд, то все последователи Павсикакиуса теперь отныне тоже так будут. Ну, может, какой-нибудь отважный новатор решится написать не про ромашку, а про маргаритку, и это безумство еще долго будут с жаром обсуждать в высоких поэтических кругах. Жанры возникали, умирали и множились, превращая поэзию в ремесло для посвященных. Каждой мысли полагалась своя форма, каждому содержанию – свой сосуд, слепленный по самым строгим канонам и правилам. Если ты, например, хочешь написать свадебную торжественную песню, то это будет эпиталама. Если стишок про двух влюбленных на лужке среди овечек – это эклога. Если тебе позарез необходима песня, под которую можно танцевать с кастаньетами – сегидилья. Как писал Сервантес, «ликовать полагается исключительно в гимнах, а скорбеть – в элегиях». Казалось бы, такая стреноженность должна была помешать пегасам прошлого воспарять в небеса, но на самом деле свобода в творчестве – вовсе не обязательное условие. На оборот, жесткие рамки, учитывавшие все, от количества слогов и порядка рифм до стихотворного размера, нере